Кандид и Какамбо в стране Эльдорадо

   Тотчас  он проводил  Какамбо к старцу.  Кандид  же  оказался теперь  на вторых ролях  и  молча сопровождал  своего слугу.  Они  вошли  в  дом, очень простой,  так  как  дверь была всего-навсего  из серебра,  а  обшивка комнат всего-навсего из  золота;  но  все было  сработано  с  таким  вкусом, что не проиграло бы и при сравнении с самыми богатыми дверями и обшивкой. Приемная, правда,  была украшена  только рубинами  и изумрудами, но порядок, в котором все содержалось, искупал с избытком эту чрезвычайную простоту.

     Старец  принял  двух иностранцев, сидя  на софе, набитой пухом колибри, угостил их ликерами в алмазных чашах, потом в следующих словах  удовлетворил их любопытство:
     -- Мне  сто семьдесят  два  года, и  я узнал от  моего покойного  отца, королевского  конюшего,  об  удивительных  переворотах  в  Перу,  свидетелем которых он был. Наше  государство  -- это  древнее отечество  инков, которые поступили очень  неблагоразумно, когда отправились завоевывать другие земли: в конце концов они сами были уничтожены испанцами.

     Те государи  из этой династии,  которые  остались на  родине, были куда благоразумнее; с народного  согласия они издали  закон,  следуя которому  ни один житель  не имел права покинуть пределы своей маленькой  страны; этим мы сберегли нашу  простоту и  наше благоденствие. У испанцев было  лишь смутное представление  о нашем  государстве;  они  назвали  его  Эльдорадо,  а  один англичанин, некий кавалер Ролей, даже приблизился к нашим границам около ста лет  назад, но  так как мы окружены  неприступными скалами и  пропастями, то вплоть  до  настоящего  времени  нам  нечего  было   бояться   посягательств европейских народов, которыми владеет непостижимая страсть  к грязи и камням нашей земли и которые, дабы завладеть ими, готовы были бы перебить  нас всех до единого.

     Разговор длился долго: говорили о государственном устройстве, о нравах, о женщинах,  о  зрелищах, об искусствах. Наконец  Кандид,  у которого всегда была склонность к метафизике, велел Какамбо спросить, есть ли в этой  стране религия.

     Старец слегка покраснел.

     -- Как  вы можете  в  этом сомневаться? --  сказал  он.  --  Неужели вы

считаете нас такими неблагодарными людьми?

     Какамбо почтительно  спросил, какая  религия  в Эльдорадо. Старец опять покраснел.


 -- Разве могут существовать на свете две  религии? -- сказал  он.

  -- У нас, я думаю, та же религия, что и у вас; мы неустанно поклоняемся богу.

     -- Только  одному богу? -- спросил Какамбо, который все время переводил вопросы Кандида.

     --  Конечно,  --  сказал  старец,  --  их не два,  не  три, не  четыре.

Признаться, люди из вашего мира задают очень странные вопросы.

  Кандид продолжал  расспрашивать этого доброго старика; он хотел  знать, как молятся богу в Эльдорадо.

     -- Мы ничего не просим у него, --  сказал добрый и почтенный мудрец, -- нам нечего  просить:  он  дал нам все, что  нам нужно;  мы  непрестанно  его благодарим.

     Кандиду  было любопытно увидеть священнослужителей, он  велел спросить, где они. Добрый старец засмеялся.

     --  Друзья  мои,  --  сказал он,  --  мы  все  священнослужители; и наш государь, и все отцы семейств каждое утро торжественно поют благодарственные гимны; им аккомпанируют пять-шесть тысяч музыкантов.

     --  Как!  У  вас нет  монахов,  которые всех поучают, ссорятся  друг  с другом, управляют, строят козни и сжигают инакомыслящих?

     -- Смею надеяться, мы здесь не сумасшедшие, -- сказал старец, -- все мы придерживаемся одинаковых взглядов и не понимаем, что такое ваши монахи.

     При этих словах Кандид пришел в восторг. Он  говорил себе: "Это  совсем не то, что в Вестфалии  и в замке господина барона; если бы наш друг Панглос побывал в Эльдорадо, он не утверждал бы более, что замок Тундер-тен-Тронк -- лучшее место на земле. Вот как полезно путешествовать!"